Биография
БАТЮШКОВ, КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ, русский поэт (1787–1855).
Родился 18(29) мая 1787 в Вологде, раннее детство провел в вотчине отца Даниловском (неподалеку от Бежецка Тверской губернии). Карьера его отца, Николая Львовича, принадлежавшего к старинному дворянскому роду, не задалась: уже в возрасте 15 лет он был удален из Измайловского полка из-за ссылки своего дяди, замешанного в заговоре против Екатерины II в пользу ее сына Павла. Мать Батюшкова вскоре после рождения сына сошла с ума и умерла, когда ему было 8 лет...
В десятилетнем возрасте Батюшкова отдали в Петербургский пансион француза Жакино, затем – в пансион итальянца Триполи. Особенно ревностно он изучал иностранные языки – французский, итальянский, латынь, отличаясь среди сверстников склонностью к чужеземным языкам и литературе.
После окончания пансиона вынужден был поступить на службу делопроизводителем в Министерство народного просвещения, что ему претило. Зато на службе познакомился с молодыми людьми, дружба с которыми еще долгие годы его поддерживала. Особенно сблизился он с поэтом и переводчиком Н.Гнедичем, к литературным советам которого относился внимательно всю свою жизнь. Здесь же Батюшков знакомится с членами Вольного общества любителей словесности, наук и художеств: И.Пниным, Н.Радищевым (сыном), И.Борном, благодаря которым стал сотрудничать с некоторыми московскими журналами.
Первое большое стихотворение Батюшкова Мечта судя по всему было написано в 1804, а опубликовано в 1806 в журнале «Любитель словесности». Это стихотворение Батюшков особенно любил: переделывал его в течение многих лет, кропотливо и внимательно заменял одни строки другими, пока не остановился на редакции 1817. Уже в первых поэтических опусах он отказывается от традиции высокой оды 18 в., его излюбленными жанрами становятся элегии и дружеские послания. Мечта, как и другие ранние стихи, проникнута духом поэтической мечтательности, меланхолии, предромантическим погружением в мир грез и фантазий:
О, сладкая мечта! О неба дар благой!
Средь дебрей каменных, средь ужасов природы,
Где плещут о скалы Ботнические воды,
В краях изгнанников.. Я счастлив был тобой.
Я счастлив был, когда в моем уединенье
Над кущей рыбаря, в час полночи немой,
Раздастся ветров свист и вой
И в кровлю застучит и град, и дождь осенний.
В 1805 журнал «Новости русской литературы» опубликовал еще одно стихотворение Батюшкова Послание к стихам моим, после чего его небольшие лирические стихотворения (как их тогда называли, пьесы) начинают появляться на страницах печати и имя автора становится известно в литературных кругах.
Во многом на формирование литературных вкусов Батюшкова повлияли его двоюродный дядя Михаил Муравьев, в основном прозаик, писавший, однако, и стихи, и, конечно же, кумир тогдашней молодежи историк и писатель Николай Карамзин, произведения которых во многом предопределили будущий расцвет элегической поэзии.
Поэт и критик 20 в. Вл.Ходасевич так писал о том переходном периоде русской словесности: «Уже взорвалась первая мина, подложенная под классицизм сентиментализмом Карамзина... перед новыми силами открывалось обширное поле. Жуковский и Батюшков пытались обрести «новые звуки...»».
Отрицание «холодного рассудка», упоение поэтической мечтой на лоне природы, одушевленной и как бы вторящей переживаниям поэта, попытка уловить мимолетные переживания души, искренность и отсутствие пафоса – таковы стихи молодого Батюшкова, «сладкоречивого и моложавого».
Казалось, созданный лишь «для звуков сладких и молитв», Батюшков резко меняет свою жизнь: в 1807 записывается в ополчение и отправляется на войну с Наполеоном в Восточную Пруссию. Получает тяжелое ранение под Гейльсбергом, остается на некоторое время для излечения в доме рижского купца. Опыт войны не проходит даром – в задумчивые, мечтательные стихи вторгаются строгие, певуче-торжественные мотивы – темы расставания и смерти:
Я берег покидал туманный Альбиона:
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
За кораблем вилася Гальциона,
И тихий глас ее пловцов увеселял.
<...>
И вдруг... то был ли сон?.. предстал товарищ мне,
Погибший в роковом огне
Завидной смертию, над Плейсскими струями…
Тень друга.
В 1807 некоторое время живет в Петербурге, где сближается с семьей А.Н.Оленина, близкого друга к тому времени покойного Муравьева. Здесь он чувствует себя как дома. В обществе, которое собиралось в доме Оленина (в числе гостей был и давний друг Батюшкова Н.Гнедич), идеалом прекрасного считалась античность, что вполне соответствовало литературным склонностям Батюшкова.
В 1808, выздоровев окончательно, вновь отправляется в армию, на этот раз в Финляндию, где не принимал участия в военных действиях, зато целый год провел в походах.
В 1809–1811, находясь уже в своей деревне Хантонове и вновь предаваясь литературным занятиям, пишет ряд стихотворений, поставивших его в глазах просвещенной читающей публики в ряд лучших поэтов. Это элегическое Воспоминание 1907 года, лучшие переводы из римского поэта Тибулла, большое дружеское послание к Жуковскому и Вяземскому Мои пенаты и сатира Видение на берегах Леты. Созданная под впечатлением литературных споров тех лет, она получила широкое распространение и четко определила место Батюшкова в «войне старого слога с новым». Батюшков всецело на стороне Карамзина, вслед за ним полагая, что надо «писать, как говорят, и говорить, как пишут», что современной поэзии должны быть чужды славянские слова и устаревшие обороты и что силу язык может черпать лишь в живой речи.Так в Лете – реке забвения Батюшков «утопил» «архаистов» – А.С.Шишкова и его единомышленников, что они восприняли с его стороны как открытый вызов.
Вскоре Батюшков перебирается в Москву, где его ожидают новые впечатления и знакомства. Прежде всего это – те самые сторонники новой поэзии, сторонники Карамзина, на чью сторону он встал столь безоговорочно. Это – будущие члены литературного общества «Арзамас» – В.Жуковский, Вас.Пушкин, П.Вяземский и сам Карамзин, с которым Батюшков лично знакомится. В то же время денег с имения не хватало, и он ищет службы как для дохода, так и для «положения в обществе», мечтает о дипломатической карьере, которая кажется ему наиболее подходящим занятием. В начале 1812 приезжает в Петербург, где Оленин устроил его на службу в Публичную библиотеку.
Война 1812 стала потрясением для Батюшкова. Он не мог постичь, как французы, этот «просвещеннейший» народ, зверствовал на захваченных землях: «Москвы нет! Потери невозвратные! Гибель друзей, святыня, мирное убежище наук, все осквернено шайкою варваров! Вот плоды просвещения, или лучше сказать, разврата остроумнейшего народа... Сколько зла! Когда ему конец? На чем основать надежды?..».
Болезнь не позволила Батюшкову сразу принять участие в военных действиях. В Москве он оказался накануне Бородинского сражения, потом был вынужден уехать вместе с теткой Муравьевой в Нижний Новгород и попал в Москву уже после ухода французов. Отсюда он писал Гнедичу: «Ужасные поступки вандалов, или французов, в Москве и в ее окрестностях... вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством». В послании Дашкову Мой друг, я видел море зла, уже ничего не осталось от сладких мечтаний, а есть лишь правда очевидца страшных событий:
Я видел бедных матерей,
Из милой родины изгнанных!
Я на распутье видел их,
Как, как к персям чад прижав грудных,
Они в отчаяньи рыдали
И с новым трепетом взирали
На небо рдяное кругом.
К Дашкову – по сути отказ от ранней эпикурейской лирики, и новая тема народного бедствия властно вторгается в его поэтический мир, который отныне оказывается расколот на идеальное и реальное.
Война повлияла и на поэтическую форму сочинений Батюшкова. Чистый жанр элегий мало подходил для описания войны, и он начинает тяготеть к оде. Например, в стихотворениях Переход через Рейн (1816) или На развалинах замка в Швеции (1814), где одическое и элегическое начало причудливо переплетаются, и, по мнению литературоведа Б.Томашевского, «в этой монументальной элегии душевные излияния поэта облекаются в формы исторических воспоминаний и размышлений о минувшем». «Медитативной элегией с историческим содержанием» можно назвать большинство лучших элегий Батюшкова.
В качестве адъютанта генерала Н.Раевского был направлен в Дрезден, где участвовал в сражениях, а после ранения генерала последовал с ним Веймар. Вернулся в действующую армию уже к концу кампании, присутствовал при капитуляции Парижа, затем прожил в столице Франции два месяца, увлеченный ее пестрой, красочной, несмотря на военное время, жизнью. Возвращение на родину и радовало, и страшило, его настроение становилось все тревожнее, порою одолевали приступы отчаяния и уныния. В одном из писем он говорил, что вскоре должен возвратиться в страну, где так «холодно, что у времени крылья примерзли». А в стихотворении Судьба Одиссея (вольный перевод из Шиллера, 1814) явно просматриваются аналогии героя-странника из эпоса Гомера с самим автором, не узнающим своей родины:
Казалось, небеса карать его устали
И тихо сонного домчали
До милых родины давно желанных скал,
Проснулся он: и что ж? отчизны не познал.
Из Парижа через Лондон и затем Швецию он возвращается в Петербург, где останавливается в семье Олениных и где его ждет еще одно потрясение – он вынужден отказаться от брака с А.Фурман, сомневаясь в искренности чувств своей избранницы. В конце 1815 подал в отставку и занялся подготовкой к печати своих произведений, собрание которых решил назвать Опыты: 1-й том – проза, 2-й – стихи. Активно участвует в литературной жизни Москвы. В 1816 его избирают в члены Московского общества любителей русской словесности, и при вступлении он произносит программную речь О влиянии легкой поэзии на русский язык. В ней он сформулировал идеал легкой поэзии, основанной на ясности, гармоничности, простоте языка: «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях». «Ясность, плавность, точность, поэзия и... и... и... как можно менее славянских слов», – писал он еще в 1809.
В Петербурге становится членом Вольного общества любителей словесности. И, наконец, в октябре 1816 его включают в «Арзамас» – общество, в котором объединились все его друзья карамзинисты, оппоненты консервативной «Беседы русского слова» во главе с Шишковым.
1816–1817-е – период наибольшей известности Батюшкова. И хотя жизнь вокруг него, кажется, кипит, а сам он находится в зените и славы, и творческих сил, тема наслаждения жизнью, упоения поэзией и природой отходит на задний план, а мотивы уныния, разочарования, сомнений проявляются с особой, щемящей силой. Особенно это заметно в, быть может, самой знаменитой элегии Батюшкова Умирающий Тасс (1817):
И с именем любви божественный погас;
Друзья над ним в безмолвии рыдали,
День тихо догорал... и колокола глас
Разнес кругом по стогнам весть печали.
«Погиб Торквато наш! – воскликнул с плачем Рим.
Погиб певец, достойный лучшей доли!..»
Наутро факелов узрели мрачный дым
И трауром покрылся Капитолий.
Батюшков не только высоко ценил творчество итальянского поэта, но находил или предвидел много общего в их судьбах. Так, в авторском примечании к элегии он писал: «Тасс, как страдалец, скитался из края в край, не находил себе пристанища, повсюду носил свои страдания, всех подозревал и ненавидел жизнь свою как бремя. Тасс, жестокий пример благодеяний и гнева фортуны, сохранил сердце и воображение, но утратил рассудок».
Батюшков недаром говорил: «Чужое – мое сокровище». Воспитанный на французской литературе, учась элегическому направлению у французского поэта Парни, он особенно вдохновлялся итальянской поэзией. В.Белинский писал: «Отечество Петрарки и Тасса было отечеством музы русского поэта. Петрарка, Ариост и Тассо, особливо последний, были любимейшими поэтами Батюшкова». Античная лирика тоже была его родным домом. Переложения и переводы римского поэта Тибулла, вольные переводы греческих поэтов (Из греческой антологии), да и оригинальные стихи поэта, возможно, отличаются особой музыкальностью, богатством звучания именно потому, что автор воспринимал иные языки как родные, потому, что, по выражению О.Мандельштама, «стихов виноградное мясо» «освежило случайно язык» Батюшкова.
Его идеалом было достичь в русском языке предельной музыкальности. Современники воспринимали его язык как плавный, сладостный. Плетнев в 1924 писал: «Батюшков... создал для нас ту элегию, которая Тибулла и Проперция сделала истолкователями языка граций. У него каждый стих дышит чувством; его гений в сердце. Оно внушило ему свой язык, который нежен и сладок, как чистая любовь...».
1816–1817-е большую часть времени Батюшков проводит в своем имении Хантонове, работая над Опытами в стихах и прозе. Опыты – единственное собрание его сочинений, в котором он принимал непосредственное участие. Состояли Опыты из двух частей. Первая включает статьи о русской поэзии (Речь о влиянии легкой поэзии на русский язык), очерки о Кантемире, Ломоносове; путевые очерки (Отрывок из писем русского офицера о Финляндии, Путешествие в замок Сирей); рассуждения на философские и нравственные темы (Нечто о морали, основанной на философии и религии, О лучших свойствах сердца), статьи о своих любимых поэтах – Ариост и Тасс, Петрарка. Во второй части – стихи, расположенные по разделам, или жанрам: «Элегии», «Послания», «Смесь»... Опыты, своеобразное подведение итогов, вышло в свет в октябре 1817, и Батюшков надеялся начать новую жизнь, продолжая хлопотать о дипломатической карьере и стремясь в Италию. Наконец он получает долгожданное известие о назначении его в русскую миссию в Неаполь и 19 ноября 1818 отправляется за границу через Варшаву, Вену, Венецию и Рим.
Однако путешествие не принесло долгожданного успокоения и исцеления. Напротив, здоровье его все ухудшалось, он страдал «ревматическими» болями, различными недомоганиями, становился раздражителен, вспыльчив. Находясь в Дрездене, пишет прошение об отставке. Там с ним встречался Жуковский, который рассказывал, что Батюшков рвал ранее написанное и приговаривал: «Надобно, чтобы что-нибудь со мою случилося».
Еще до того, как душевная болезнь полностью его поглотила, Батюшков пишет несколько стихотворений, своеобразных кратких лирических изречений на философские темы. Строка из последнего, написанного в 1824, звучит так:
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
Видимо, настигшее его безумие имело наследственные причины и поджидало уже давно. Недаром в 1810 он писал Гнедичу: «Если я проживу еще десять лет, я сойду с ума...».
Увы, так и случилось. В 1822 Батюшков был уже тяжело болен, и после Петербурга, Кавказа, Крыма, Саксонии и опять Москвы, где все попытки лечения оказывались тщетны, его перевезли в Вологду, где он прожил более 20 лет, никого не узнавая, и умер 7 (19) июля 1855 от тифа.
Элегия как жанр новой романтической литературы была подхвачена из рук завершающего свой творческий путь Батюшкова Пушкиным и Баратынским. Что касается Пушкина, то сначала он считал Батюшкова своим учителем и зачитывался его стихами. Позже стал относиться более критически, «уважая» «в нем несчастия и несозревшие надежды», в то же время отдавая дань мастерству и гармонии, с какими написаны многие его стихи. А.Бестужев писал так: «С Жуковского и Батюшкова начинается новая школа нашей поэзии. Оба они постигли тайну величественного гармонического языка нашего...»
Издания: Опыты в стихах и прозе. М., Наука, 1978.
Наталья Карамышева
Энциклопедия Кругосвет
|